Несмотря на постепенное увеличение показателей, производительность труда в России остается одной из самых низких в Европе, а ежегодное сокращение трудовых ресурсов и недостаточно высокие темпы автоматизации и вовсе грозят необратимыми последствиями. Можно ли выйти из сложившейся ситуация? И какие меры следует предпринять?

Производительность труда в России показывает стабильную динамику роста уже на протяжение нескольких лет и в 2018 году достигла рекордного показателя в $29 в час, что, впрочем, мало отражает реальное положение дел. Так, наш уровень в два раза ниже среднего среди стран Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) – $56,6 и в два с половиной раза ниже, чем в США – $74,7. С учетом того, что, по данным Министерства экономического развития, в 2019 году число «рабочих рук» в российской экономике сократилось на 792,2 тысячи человек (годом ранее и вовсе на 1,064 млн человек), Росстат предсказывает дальнейшее сокращение экономически активного населения. При «низком варианте» развитии событий ожидается уменьшение на 6,5 млн человек к 2035 году. Между тем Credit Suisse и вовсе заявляет, что в 2060 году почти половина населения страны будут пенсионерами. Низкий уровень производительности труда остается ключевой угрозой конкурентоспособности российской экономики.

За последние десять лет в России не раз предпринимались попытки изменить ситуацию. В 2012 году в «майских указах» президент Владимир Путин ставил задачу резко увеличить производительность труда в 1,5 раза. Однако показатель не был достигнут, и если в 2012 году он составлял $26 в час, то из-за девальвации рубля и экономических проблем его рост за 7 лет лишь незначительно превысил 11%. В прошлом году был принят национальный проект «Производительность труда и поддержка занятости», который предполагает расходы в размере 52,1 млрд рублей до 2024 года и ожидает стабильный ежегодный рост на уровне 5%. Таким образом, ожидаемый показатель должен будет вплотную приблизиться к нынешнем данным по Латвии – $38,7 в час.

Согласно предложенной стратегии развития, особая роль в увеличении показателя отводится региональным структурам и специально созданному Федеральному центру компетенций (ФЦК) в сфере производительности труда. Помимо предоставления кредита под техническую модернизацию, проект предполагает масштабную программу по оказанию бесплатных консультаций на предприятиях в области правильной организации труда, повышения мотивации среди сотрудников и других важных навыков. Недавние перестановки в российском правительстве и ставка на технократов могут также положительно повлиять на рост показателя за счет возможного увеличения технологической составляющей. Впрочем, возможный повод для кроткого оптимизма не меняет сути того, что для увеличения производительности труда требуются более глубокие и структурные изменения.

Российская Express Entry и недостаточная автоматизация

Низкая производительность труда и снижение числа рабочих рук в условиях нынешней мировой промышленной революции оставляют лишь два пути развития: привлечение талантливых, креативных мигрантов и масштабная автоматизации. В случае с первым направлением дела обстоят не очень хорошо. Согласно данным Росстата, в 2018 году страну покинули 441 тысяча человек, в том числе снявшиеся с регистрационного учета иностранцы. В сентябре прошлого года опрос «Левада-центра» показал, что уехать из России хотели бы 53% граждан в возрасте 18-24 лет, что является рекордным показателем за десять лет. Несмотря на смену правительства и возможные реформы, пока что нет никаких предпосылок для изменения данных трендов.

Россия могла бы вполне успешно внедрить у себя опыт таких стран, как Канада или Австралия, а именно российский вариант иммиграционной программы Express Entry. Этот подход в привлечении в страну высококвалифицированных кадров уже успешно работает на протяжение многих лет и помогает обоим государствам каждый год переманивать сотни тысяч образованных мигрантов со всего мира, которые вносят весомый вклад в развитие местной экономики. Однако у нас пока всё остается на уровне разговоров и никаких заметных результатов в данном направлении не видно. В дополнение к тому, что политика привлечения мигрантов еще остается невнятной, как и многочисленные запутанные бюрократические нормы, в обществе сохраняется высокий уровень ксенофобии, которая также препятствует экономической интеграции.

Не лучшим образом обстоят дела и в области автоматизации. Несмотря на многочисленные заявление об увеличении уровня внедрения новых технологий, Россия пока что продолжает существенно отставать. Согласно отчёту Национальной ассоциации участников рынка робототехники (НАУРР) 2018 года, в России было установлено 860 промышленных роботов, в Китае же — 133,2 тыс. , а всего в мире — 384 тыс. Если в США на 10 тыс. рабочих приходится 189 роботов, в КНР – 68, в Южной Корее и вовсе 631, то у нас этот показатель пока что на уровне скромных трех «автоматических помощников». Если проанализировать ежегодные данные о плотности роботизации, рассчитываемый International Federation of Robotics, то выяснится, что Россия отстает от среднемирового уровня в 37 раз. Как и в случае с изменениями в миграционной политике, автоматизация пока что не является абсолютным приоритетом в существующих стратегиях развития. Более того, есть опасения, что в самые ближайшие годы Россия начнёт отставать даже от многих стран с низким уровнем развития промышленности.

Некоторые исследования последних лет показывают, что недостаточная автоматизация является результатом политики по поддержанию низкого уровня безработицы. В результате, подобная поддержка социально-экономической стабильности проводится в ущерб технологическому развитию страны и рискует сделать отставание России от развитых стран почти что непреодолимым уже в этом десятилетии. Единственный выход из ситуации – это объективный и всесторонний пересмотр существующего подхода к автоматизации на государственном уровне, в том числе увеличение общего объёма знаний о процессе за счёт определения центров компетенций на базе лидирующих институтов, отбора десятка предприятий для внедрения автоматизации, запуск пилотного проекта в области автоматизации и постепенно расширение этого опыта.

Структурная децентрализация

Важнейшим изменением также должно стать переосмысление подхода к организации труда. Несмотря на предложенные меры в рамках национального проекта, власти продолжают полагаться на так или иначе централизованную модель, когда инициатива по улучшению показателей в итоге исходит от государства или высшего руководства, а за основу берутся количественные показатели. В некотором смысле сохраняется до боли знакомый план, который сотрудник должен выполнить любыми доступными способами и невольно перед глазами предстаёт образ осовремененного «стахановца».

Если такой показатель пока что приносит результаты в Китае во многом из-за специфики местной рабочей культуры, однопартийного авторитарного строя, институциональных особенностей политэкономии, низкого экономического старта и высокой численности населения, то для России подобный подход в лучшем случае обеспечит стабильный прирост, который, впрочем, вряд ли поможет догнать и перегнать показатели прибалтийских стран.

Необходимо понимать, что в основе увеличения производительности в России должна стоять модель, уделяющая особое внимание самому процессу и роли человека в нем, а не конкретным показателям. В результате сотрудник должен меньше зависеть от плана и фокусироваться на самом процессе и его совершенствовании. Достичь подобного можно за счёт предоставления автономии в принятии решений и снижения общего уровня микроменеджмента, что является одной из важнейших проблем российской корпоративной культуры.

Одним из решений может также стать внедрение технологий «гибкого управления» Agile и Scrum. Последние представляют собой наборы идей и управленческих практик, которые предоставляют возможность разделить проект на небольшие стадии, которые проще проанализировать, спланировать, а потом проверить промежуточный результат на жизнеспособность. Переход к такому формату работы – это весьма длительный и трудоёмкий процесс, предполагающий переход к более горизонтальной системе управления, отказа от существующей иерархии и перераспределение ответственности.

Адаптированная под российские реалии стратегия внедрения изменений была описана в работе «Русская модель управления» автора Александра Прохорова, на которую ранее ссылался Герман Греф. Теория предполагает, что изменения можно провести лишь в том случае, если наглядно показать коллективу, что впереди пропасть, и любой привычный для компании шаг приведёт к гибели. Но при этом важно показать продуманную реалистичную и одновременно захватывающую картину будущего, для достижения которого необходимо усилие команды на грани подвига. Исследование ScrumTrek показывает, что в компаниях, которые уже работают по Agile, 90% респондентов заявили, что стали лучше управлять меняющимися приоритетами, а 76% сообщили об увеличении прозрачности ведения проектов. Как и в случае с автоматизацией, начать следует с пилотного внедрения на нескольких предприятиях, постепенно расширяя эту практику, в том числе и на другие отрасли.