Останутся только парикмахерские
Лет десять назад на этом месте был книжный магазин. Он постепенно зачах, там оставались ещё какие-то книжки и канцелярские товары, но нужных купить не получалось уже никогда. Продавцы слонялись без дела, изредка выходя к покупателю.
Потом у точки началась смена бизнес-модели, или, как выражаются стартаперы, pivots. Сперва попытались открыть на этом месте продовольственный магазин, но их в окрестностях и так хватало, а открытие “Пятёрочки” неподалёку и “Магнита” прямо напротив, подписало приговор им всем. Потом на этом месте пытались открыть сэконд-хенд. Я так и не успел туда зайти, как его уже закрыли. Затем были несколько итераций – рыба/мясо – одежда – продмаг. А сейчас открыли парикмахерскую. Я думаю, что парикмахерская тоже проживёт недолго, поскольку одна уже есть в соседнем подвале, и две – за ближайшим углом. Конечно, парикмахерам тоже надо как-то жить, но мы же не может непрерывно стричься, чтобы сохранить их бизнес.
Впрочем, у парикмахерских есть, конечно, отличие. Если до книжных магазинов цифровая трансформация добралась давно, а продовольственными занялась прямо сейчас, то парикмахерский бизнес трансформировать не так просто. Проворные атлеты с зелёными и оранжевыми коробками стали уже неотъемлемой частью городского пейзажа – они доставляют нам еду, трансформируя бизнес кафе и ресторанов. На следующем шаге фудтех преобразует продуктовые магазины, от которых останутся постаматы. А вот по поводу того, что парикмахеры тоже в конце концов явятся к нам прямо на квартиру, у меня есть сомнения. Смогут ли быстроногие атлеты нас стричь, брить и причёсывать прямо на дому? Обычные парикмахерши вряд ли выдержат нагрузку – носиться по квартирам с ящичком инструментов, словно участковый терапевт.
А вот в чём я уверен, так это в том, что тысячи лучших умов мира пытаются придумать, как покончить с парикмахерскими. Кто-то уже написал бизнес-план, в котором обещано, что стричь и брить будут роботы. Кто-то отрабатывает питч, предлагая установить в подъездах временные хранилища машинок и ножниц для парикмахеров. Кто-то обдумывает их интеграцию с такси и каршерингом. Наверняка, есть предложение о том, чтобы нас стриг таксист или попутчик – прямо во время маршрута, под управлением навигатора. Справится и новичок с коробкой на спине, если спокойный голос будет советовать – проведи машинкой налево, за ухом постриги, но само ухо оставь!
Два исследователя, Мартин Кенни и Джон Зюсман, из университетов Калифорнии в Дейвисе и Беркли, опубликовали статью, объясняющую феномен “единорогов” – непубличных компаний с капитализацией более миллиарда долларов. Честно говоря, я думал, что эти единороги – просто такой короткоживущий феномен, который случайно получился, и не требует какого-то специального осмысления. Сейчас они на слуху, а через год исчезнут. Однако Кенни и Зюсман предложили довольно основательную теорию происхождения единорогов. По их мнению, базу для этого явления создал первый интернет-пузырь, который, хотя и лопнул, но оставил после себя много полезных вещей в наследство следующим поколения. После краха дот-комов остались миллионы строк программного обеспечения – в том числе оказавшиеся и в свободном доступе, мегабиты в секунду пропускной способности сетей, десятки тысяч квалифицированных программистов. А в последние годы к этому арсеналу добавились облака – теперь не надо строить свой дейта-центр, можно увеличивать вычислительную мощь по мере необходимости. Но главное – венчурные инвесторы вооружились новой идеей. Они подметили принцип “в Интернете победитель забирает всё” и решили пользоваться им сознательно.
Если в прежние годы венчурный инвестор был, в основном, пассивен – он внимал гениальным стартаперам и иногда раскошеливался - то теперь инвесторы активно пустились на поиски ниш, которые могут “подорвать” крупные рынки. Найдя такую нишу, они выбирают или создают стартап, который финансируют так долго, как необходимо, чтобы вышибить с рынка всех остальных игроков – как традиционных, так и существующих.
Так, например, Uber подорвал рынки извоза – везде, где его не запретили. Здесь есть некоторая терминологическая путаница – “подрывными” инновациями разные авторы называют разные вещи. Например, остроумная и весьма содержательная теория подрывных инноваций Клейтона Кристенсена относится к специфическим нововведениям, которые предлагают технически новые решения, поначалу дорогие и не очень качественные, но ориентированные на более широкие массы пользователей. Однако в большинстве случаев за термином “подрывные” скрывается попросту опасность для существующих лидеров рынка, грозящая сменой состава игроков. Кенни и Зюсман имеют в виду только это.
В их модели инвесторы научились собираться в стаи (пулы) и удлинить период выхода на безубыточность до десятилетия. Объём венчурных инвестиций в Кремниевой Долине практически вернулся к уровню 1999 года – к пику бума дот-комов. Однако теперь вкладывают иначе – сообща, и только в “убийц рынка”.
Недавно Дмитрий Навоша, основатель Sports.ru и биржевой инвестор, в Фейсбуке написал интересное сообщение об “убийцах брокеров”. Новые стартапы предлагают брокерское обслуживание с нулевыми комиссиями. Деньги они хотят зарабатывать на дополнительных услугах – данных, аналитике, кредитовании, автоследовании. Это тот самый случай, который иллюстрирует теорию Кенни и Зюсмана. Оценка капитализации компании RobinHood составляет 7,6 миллиарда долларов, с 2013 года компания прошла восемь инвестиционных раундов и привлекла 862 миллиона долларов. Вложились в неё 44 фонда, среди которых Google Ventures, Andreessen Horowitz и DST Global.
Колоссальные ресурсы разбогатевших на IPO доткомов венчурных фондов Кремниевой Долины позволяют инвесторам не только долго ждать, но и активно привлекать капиталы из других стран. В том числе - китайского, саудовского, российского происхождения. Выбрав лошадь и сделав на неё ставку, инвесторский пул, возглавляемый крупнейшими фондами ведёт её к “подрыву” и захвату рынка - пусть даже это займёт больше десяти лет.
Как-то я побывал на встрече одного из наших институтов развития с представителями отечественной венчурной индустрии. Один инвестор, ещё не старый, но уже очень мрачный, объяснял сияющему оптимизмом руководителю инвест-департамента - мы, дескать, восемь лет стояли в очереди к фондам Силиконовой Долины, объясняя, что хотя мы и русские, но наши деньги – хорошие. Мы, - объяснял инвестор, - пошли на все их условия, предоставили всю информацию, мы очень долго ждали, чтобы они согласились взяли наши деньги. А вы нам вместо этого предлагаете взять на себя все риски, и получить в итоге проверки здесь и недоверие там.
Понятно, что идея поручить свои средства гигантским венчурным фондам Долины выглядит на порядок более привлекательной и менее рискованной для инвесторов из многих стран, чем самостоятельный отбор и выращивание стартапов регионального уровня, не говоря уже о перспективе, что государство потом строго спросит.
Результат очевиден – подросло стадо из четырёх сотен единорогов, столпившихся у входа на фондовый рынок. И если приглядеться, каждый из самых крупных единорогов – едва ли не монополист в одной из рыночных ниш. Да, можно отыскать конкурентов, но, как правило, не более двух или трёх, и сфокусированных на других регионах – Индии, Китае или Европе. За каждым из них стоит другая команда инвесторов, тоже надеющаяся в итоге на монопольную инновационную ренту. Неспроста оценка совокупной стоимости стада – около полутора триллионов долларов. Ведь эта оценка основана на предположении, что каждый единорог захватит свой рынок целиком.
Традиционные игроки – в основном, обречены, если не на полное истребление, то на кардинальную трансформацию бизнеса. Примером могут служить автопроизводители, которые продают вдесятеро больше, чем Tesla, но до недавнего времени уступали ей по стоимости на бирже. Теперь они спешат выпустить на рынок электромобили и беспилотники.
Уцелеет ли какая-нибудь отрасль после побоища? Или трансформируют всех? Я думаю, что уцелеют те, кто похож на парикмахерские или, может быть, на сауны. Наверное, можно заказывать на дом и сауну. Есть возможность попариться в самолёте и, может быть, даже в такси. Но всё-таки место имеет значение. Монополизировать подобные рынки сложно, и пока кто-нибудь придумает, как извлечь прибыль из масштаба операций, пройдёт время. А когда это время пройдёт, на месте парикмахерской, которая испытывает сейчас судьбу в том месте, которое я по привычке помню, как книжный магазин, встанет очередной постамат.
Ссылки.
Martin Kenney & John Zysman (2019) Unicorns, Cheshire cats, and the new dilemmas of entrepreneurial finance, Venture Capital, 21:1, 35-50, DOI: 10.1080/13691066.2018.1517430
Текст Дмитрия Навоши в Фейсбуке:
https://www.facebook.com/navosha/posts/10156676824038177
Этот материал опубликован на платформе бизнес-сообщества Forbes Экспертиза
Потом у точки началась смена бизнес-модели, или, как выражаются стартаперы, pivots. Сперва попытались открыть на этом месте продовольственный магазин, но их в окрестностях и так хватало, а открытие “Пятёрочки” неподалёку и “Магнита” прямо напротив, подписало приговор им всем. Потом на этом месте пытались открыть сэконд-хенд. Я так и не успел туда зайти, как его уже закрыли. Затем были несколько итераций – рыба/мясо – одежда – продмаг. А сейчас открыли парикмахерскую. Я думаю, что парикмахерская тоже проживёт недолго, поскольку одна уже есть в соседнем подвале, и две – за ближайшим углом. Конечно, парикмахерам тоже надо как-то жить, но мы же не может непрерывно стричься, чтобы сохранить их бизнес.
Впрочем, у парикмахерских есть, конечно, отличие. Если до книжных магазинов цифровая трансформация добралась давно, а продовольственными занялась прямо сейчас, то парикмахерский бизнес трансформировать не так просто. Проворные атлеты с зелёными и оранжевыми коробками стали уже неотъемлемой частью городского пейзажа – они доставляют нам еду, трансформируя бизнес кафе и ресторанов. На следующем шаге фудтех преобразует продуктовые магазины, от которых останутся постаматы. А вот по поводу того, что парикмахеры тоже в конце концов явятся к нам прямо на квартиру, у меня есть сомнения. Смогут ли быстроногие атлеты нас стричь, брить и причёсывать прямо на дому? Обычные парикмахерши вряд ли выдержат нагрузку – носиться по квартирам с ящичком инструментов, словно участковый терапевт.
А вот в чём я уверен, так это в том, что тысячи лучших умов мира пытаются придумать, как покончить с парикмахерскими. Кто-то уже написал бизнес-план, в котором обещано, что стричь и брить будут роботы. Кто-то отрабатывает питч, предлагая установить в подъездах временные хранилища машинок и ножниц для парикмахеров. Кто-то обдумывает их интеграцию с такси и каршерингом. Наверняка, есть предложение о том, чтобы нас стриг таксист или попутчик – прямо во время маршрута, под управлением навигатора. Справится и новичок с коробкой на спине, если спокойный голос будет советовать – проведи машинкой налево, за ухом постриги, но само ухо оставь!
Два исследователя, Мартин Кенни и Джон Зюсман, из университетов Калифорнии в Дейвисе и Беркли, опубликовали статью, объясняющую феномен “единорогов” – непубличных компаний с капитализацией более миллиарда долларов. Честно говоря, я думал, что эти единороги – просто такой короткоживущий феномен, который случайно получился, и не требует какого-то специального осмысления. Сейчас они на слуху, а через год исчезнут. Однако Кенни и Зюсман предложили довольно основательную теорию происхождения единорогов. По их мнению, базу для этого явления создал первый интернет-пузырь, который, хотя и лопнул, но оставил после себя много полезных вещей в наследство следующим поколения. После краха дот-комов остались миллионы строк программного обеспечения – в том числе оказавшиеся и в свободном доступе, мегабиты в секунду пропускной способности сетей, десятки тысяч квалифицированных программистов. А в последние годы к этому арсеналу добавились облака – теперь не надо строить свой дейта-центр, можно увеличивать вычислительную мощь по мере необходимости. Но главное – венчурные инвесторы вооружились новой идеей. Они подметили принцип “в Интернете победитель забирает всё” и решили пользоваться им сознательно.
Если в прежние годы венчурный инвестор был, в основном, пассивен – он внимал гениальным стартаперам и иногда раскошеливался - то теперь инвесторы активно пустились на поиски ниш, которые могут “подорвать” крупные рынки. Найдя такую нишу, они выбирают или создают стартап, который финансируют так долго, как необходимо, чтобы вышибить с рынка всех остальных игроков – как традиционных, так и существующих.
Так, например, Uber подорвал рынки извоза – везде, где его не запретили. Здесь есть некоторая терминологическая путаница – “подрывными” инновациями разные авторы называют разные вещи. Например, остроумная и весьма содержательная теория подрывных инноваций Клейтона Кристенсена относится к специфическим нововведениям, которые предлагают технически новые решения, поначалу дорогие и не очень качественные, но ориентированные на более широкие массы пользователей. Однако в большинстве случаев за термином “подрывные” скрывается попросту опасность для существующих лидеров рынка, грозящая сменой состава игроков. Кенни и Зюсман имеют в виду только это.
В их модели инвесторы научились собираться в стаи (пулы) и удлинить период выхода на безубыточность до десятилетия. Объём венчурных инвестиций в Кремниевой Долине практически вернулся к уровню 1999 года – к пику бума дот-комов. Однако теперь вкладывают иначе – сообща, и только в “убийц рынка”.
Недавно Дмитрий Навоша, основатель Sports.ru и биржевой инвестор, в Фейсбуке написал интересное сообщение об “убийцах брокеров”. Новые стартапы предлагают брокерское обслуживание с нулевыми комиссиями. Деньги они хотят зарабатывать на дополнительных услугах – данных, аналитике, кредитовании, автоследовании. Это тот самый случай, который иллюстрирует теорию Кенни и Зюсмана. Оценка капитализации компании RobinHood составляет 7,6 миллиарда долларов, с 2013 года компания прошла восемь инвестиционных раундов и привлекла 862 миллиона долларов. Вложились в неё 44 фонда, среди которых Google Ventures, Andreessen Horowitz и DST Global.
Колоссальные ресурсы разбогатевших на IPO доткомов венчурных фондов Кремниевой Долины позволяют инвесторам не только долго ждать, но и активно привлекать капиталы из других стран. В том числе - китайского, саудовского, российского происхождения. Выбрав лошадь и сделав на неё ставку, инвесторский пул, возглавляемый крупнейшими фондами ведёт её к “подрыву” и захвату рынка - пусть даже это займёт больше десяти лет.
Как-то я побывал на встрече одного из наших институтов развития с представителями отечественной венчурной индустрии. Один инвестор, ещё не старый, но уже очень мрачный, объяснял сияющему оптимизмом руководителю инвест-департамента - мы, дескать, восемь лет стояли в очереди к фондам Силиконовой Долины, объясняя, что хотя мы и русские, но наши деньги – хорошие. Мы, - объяснял инвестор, - пошли на все их условия, предоставили всю информацию, мы очень долго ждали, чтобы они согласились взяли наши деньги. А вы нам вместо этого предлагаете взять на себя все риски, и получить в итоге проверки здесь и недоверие там.
Понятно, что идея поручить свои средства гигантским венчурным фондам Долины выглядит на порядок более привлекательной и менее рискованной для инвесторов из многих стран, чем самостоятельный отбор и выращивание стартапов регионального уровня, не говоря уже о перспективе, что государство потом строго спросит.
Результат очевиден – подросло стадо из четырёх сотен единорогов, столпившихся у входа на фондовый рынок. И если приглядеться, каждый из самых крупных единорогов – едва ли не монополист в одной из рыночных ниш. Да, можно отыскать конкурентов, но, как правило, не более двух или трёх, и сфокусированных на других регионах – Индии, Китае или Европе. За каждым из них стоит другая команда инвесторов, тоже надеющаяся в итоге на монопольную инновационную ренту. Неспроста оценка совокупной стоимости стада – около полутора триллионов долларов. Ведь эта оценка основана на предположении, что каждый единорог захватит свой рынок целиком.
Традиционные игроки – в основном, обречены, если не на полное истребление, то на кардинальную трансформацию бизнеса. Примером могут служить автопроизводители, которые продают вдесятеро больше, чем Tesla, но до недавнего времени уступали ей по стоимости на бирже. Теперь они спешат выпустить на рынок электромобили и беспилотники.
Уцелеет ли какая-нибудь отрасль после побоища? Или трансформируют всех? Я думаю, что уцелеют те, кто похож на парикмахерские или, может быть, на сауны. Наверное, можно заказывать на дом и сауну. Есть возможность попариться в самолёте и, может быть, даже в такси. Но всё-таки место имеет значение. Монополизировать подобные рынки сложно, и пока кто-нибудь придумает, как извлечь прибыль из масштаба операций, пройдёт время. А когда это время пройдёт, на месте парикмахерской, которая испытывает сейчас судьбу в том месте, которое я по привычке помню, как книжный магазин, встанет очередной постамат.
Ссылки.
Martin Kenney & John Zysman (2019) Unicorns, Cheshire cats, and the new dilemmas of entrepreneurial finance, Venture Capital, 21:1, 35-50, DOI: 10.1080/13691066.2018.1517430
Текст Дмитрия Навоши в Фейсбуке:
https://www.facebook.com/navosha/posts/10156676824038177
